ТОНИКА
Оставь мне этот свет.
За зеркалами
тревожная зима.
Не расплести объятий.
Утро душит
своим прикосновеньем -
как жгутом.

Удавка-жизнь. Своей великой власти
не выделит она
ни одному из нас.
Мы смертны.
Чем больше любишь, тем сильней она
сжимает хватку.
Звон колоколов
за окнами - как встарь.
Второе утро -
тот же сон
в скрижали век показывают нам.

Все ложе - как алтарь -
исхожено губами и глазами.
Святое место
стонов и любви,
совокуплений,
ласок и объятий.
Оно хранит весь сказочный узор -
как кальку с обольстительных картин -
в их обнаженности,
в их вскрытом сургуче.

Шальная мысль, как вор,
крадется по пучкам
нейронов головных,
чтобы раздаться голосом спросонья,
все исказившим клекотом своим.
Не зря нам сон показан
параллельно.
Один и тот же сон. Две страшных полосы
в твоих глазах зрачки пересекают.
Две черных пропасти.
Они в моих глазах
сидят веками пыток за грехи
в сермяжном жерле ада.

Мягко тают
снежинки и лучи
на нежной простыни.
На простыни гардин.
Шикарный бледный след - последний дар
их покровительства,
последняя зима.
В надежде на приемлемый исход.
За нею вечность - если не удастся.
И на свободе
голос твой дрожит.


      ДОМИНАНТА
Во мне сидит живучий монстр.
Зверь
лесной породы.
Все его глаза
расплющены. Не дремлют.
Следят
за логовом живым. То есть -
мной.

Он проживает цепь метаморфоз.
Мутаций.
Превращается в Имаго.
Своими лапами мохнатыми он мнет
и ткет какую-то
неведомую нить.
Откладывает яйца на бумагу.
На лист тетради.
На площадный лист.
И каждый, кто читает эти
строки,
зачать готов такого же в себе.

Приказывает мне.
Сиди – пиши - листай.
В воронки-знаки яйца отложи.
В засеянные лунками листы.
Все остальное блажь и ерунда.
Офсетные зрачки его темны.
В них нет ни мысли, ни объема, ни...
Непроницаемы для глаз таких, как мы.
Порода наша - пища для него.
И вся наша любовь, и гнев, и боль -
добыча для личинок и червей,
что копошатся в кашице мозгов.
В проекции ее на наше я.  
И каждый вздох -
мгновенно застывает в тишину. 

Массивные мохнатые виски
над пуговками глаз полны
забот....
И мысли, что не мысли,
а пласты....
оттуда жутким холодом
грозит....
Чужой тревожный разум
режет слух
свистящим звуком,
замыкая строй.
И замыкают скошенный
овал,
как автоматчик
замыкает цепь.


  СУБДОМИНАНТА
Шикарные машины на пути
к бинарной площади.
Шпиль в ярких огоньках.
В экране сонного окна,
как на картине,
уютный зал с роялем,
и - как шлейф -
чуть слышно музыка:
плывет из-за "витрин".
Светлы наканифоленные
скрипки,
и мягкий альт
трепещет вдалеке.
Знакомый альт,
принадлежащий ей.

Ее наманикюренные пальцы,
как давеча, отстукивают дробь
на репетициях, и клавиши рояля
блестят от важного
дородства красоты.
А я за плоскостью ее
окна-витрины.
Ее вассал.
Ее прошедший день.
Моя "Фантазия" ее кружила в вихре.
Но кости снега сыпались легко
на партитуру,
и листы темнели,
намокшие,
и зал мрачнел от них.
Отяжелев,
страницы, как ресницы,
клонились вниз,
и, продавив пюпитр,
сошли с него
на ноте ля-бемоль.
Пустое поле.
Замять.
Три столба.
Деревни предсказуемая бедность.
Бревенчатые стены.
Молча крыши
согнулись под унылой ношей
снега,
под прессом груза
ветра
и тоски.
И одинокий ворон
на постое
у серого забора
и куста.

Конечно, ты бежала
в смех над сонным залом,
в свой мягкий юмор Малера
и в Дрэббл,
в полумонаший орден
черных фраков -
комфорт коттеджей -
полумрак машин. 
В мерцанье позолоты
капителей,
в кафе под вязами
и в
роскошь суеты.
Оставив за спиной
ту каплю крови,
то белое полотнище
смятенья,
то полотенце - шаль
на плечи
до рассвета,
и сигареты точку
в тишине. 


  МЕДИАНТА
Напомнил Царское Село
парк вековой.
Ленивые старинные постройки
с забытой лепкой,
видной меж дерев.
Нахохлившийся ордер в
верхней точке.
Вся неоготика по кругу с
югендстилем.
Викторианства бережный
налет.
Сибелиус и Малер,
и Мясковский.
На грани стилей, на
мосту эпох, на
стыке их
качающихся гребней.
Раскрашенные ребусами
сказки,
декартовская логика в
уме,
жонглеры словом в
позе бунтарей
свой в этот парк
троянский конь
вкатили. 
Британская начинка
пирога,
американский ангел
лицемерья.

В сознании - как волны на песке -
гибриды смыслов
след свой оставляют:
как Хаос -
изоморфные огни,
как пуританство -
мрачная изнанка.
Из ран пещерных
веет
вонью талой.
Повсюду гнилостность
сквозит сквозь
талый снег.
И безраздельность власти
наступает
из южных
желто-пепельных степей.

Их отвратительность
повсюду беспредельна.
Министры, окружение
князька,
его апломб,
его блатная наглость.
Народное правительство
сместив,
он правит
волкодавской
мертвой
хваткой.
Посланец номерного
существа
с копытом и рогами
в атрибутах.
Сей ставленник
сенаторов чужих,
восточных караимов-
самозванцев.

Квебекский гордый
замок на горе
заставили
уродством
беспородным.

Не повтори, Россия,
этих бед,
не сдайся
наступающим хазарам.


  ТОНИКА
Зажегся третий глаз
в затылке.
Новая зима
спешит
соприкасанием
по кругу.
На свете все старо -
как мир.
Прозрачно -
как стекло.
Обманчиво -
как майя.
Ре-альность -
это "альности"
муляж.
Обман обманов,
"запиранье"
звука.

Цикличность - это
вечный камуфляж.
Немая сублимация
начала.
Куда бы ни
пришел -
придешь к
концу.
Куда бы ни
спешил -
не опоздаешь.
И мерзнут даже
стрелки
на часах
от этой
истины,
от истины
всезнанья.

   Февраль, 2004.
  
===================

   Монреаль.
===================