ОСЕНЬ. НОЯБРЬ
Вот Ноябрь. Смотрю я в окошко
Этим праздничным, солнечным днём:
Где-то жалко мяукает кошка,
Где-то пьяный лежит за углом.
С костылями проплёлся прохожий.
Флаги, флаги повсюду несут!
Мчится день, на другие похожий,
А на кладбище гроб пронесут.
7 ноября, 1970
П Р И 3 Ы В Б Е Л Ы Х
Встань из могил, увядший цвет,
Своей нетронутой рукою
Взмахни, - и гордость эполет
Восславит радость над тобою.
Прошли весёлые деньки,
Но много нас, в могилах спящих;
Восстанем, братцы, от тоски,
И сядем на коней хрипящих.
И саблей, вынутой из ножен,
Мы начертаем план, и снова
Наш путь копытами проложим
От Порт-Артура - и до Львова.
И взмоет вновь над Петроградом
Наш сине-красный царский флаг,
И станет вся Россия садом,
И будет нас бояться враг!
Так что ж, расправим наши плечи,
И сядем на своих коней,
И въедем в пир кровавой сечи
За дело Родины своей.
Зима,1971. Москва.
* * *
Руки. Гибкие, гибкие, гибкие,
И расстёгнутый сверху халат.
Губы. Липкие, липкие, липкие.
И постель, и торшер; этот взгляд.
И зрачки, что из бархата чёрного,
И бокал, что стоит на столе,
И глаза, как из золота тёмного,
И огни на прозрачном стекле.
Потолок и ковёр, и движения,
Мягкий волос и жар на руке,
Встреча взглядов и глаз на мгновение,
И щека на горячей щеке.
Лоб горячий и губы шершавые,
Слов куски и потерянный сон.
Снова утро и инеи ржавые,
Новый день, светофор, телефон.
Январь-февраль, 1971. Москва
* * *
Володе В-кому
В подвалах каземата
Сидим мы день и ночь;
Часы бегут куда-то,
Уходят сутки прочь.
Всё так же сырость пахнет
И ползает паук,
И эхо где-то ахнет
И оборвётся вдруг...
Здесь мокрые постели
И груды кирпичей,
Всю пищу крысы съели,
А входы без дверей.
Мы паром пропитались,
И с нас течёт вода,
Мы с кирпичом срастались, -
Мы камень навсегда.
Мы призраки немые,
Мы бродим в тишине,
Мы ночи спим большие
И видим дом во сне.
Но нам не нужен ветер
И листья не нужны,
Не будем жить при свете,
Молчать без тишины.
Зачем нам, чёрным глыбам,
Идти на белый свет,
Бросать приманку рыбам,
Мурлыкать "да" и "нет".
И сколько б ни просились,
Мы к людям не уйдём:
Мы не для них родились
И не для них умрём.
Умрём среди обвалов,
Не закрывая глаз,
И несколько завалов
Похоронят и нас.
Зима, 1970-1971. Москва
* * *
Мотор урчит, как зев звериный,
И плеск воды у самых ног;
Песков желтеющие спины
И мокрый, грязно-жёлтый стог.
А ты сиди и жди погоды;
Но я хочу идти туда,
И пусть меня поглотят воды
И не отпустят никогда.
И всё пройдёт, и будет ветер,
И будет солнце в жёлтой мгле,
И я забуду всё на свете, -
Мне лучше там, чем на земле.
А ветер рвёт, и ярость снится,
Прошедшим в будущем конец,
И так и хочется напиться
И утопиться, наконец.
И я стою над краем бездны
И краем борта пополам,
И груз качелей неизвестный
Я должен перевесить сам.
Что ж, удивить или увидеть?
И кто подумает о чём?
И смех звучит как победитель,
А под ногами водоём...
Лето 1971.
ОСЕНЬЮ
Осень, как сон,
в окружении вянущих трав,
И как призрачный дым, и в осеннем чуть слышном дожде
Осень, и нет неоконченных слов,
И как сон, и огни, в тёмной чаще миров, исчезающих в тёмной воде.
Небосвод, устремляющий в познанный мир,
В поздних звёздах бездействия, в спящих сном и в тиши,
И в прозрачной воде, отражающей желтый эфир,
И в тиши городов, в чуть шуршащей ночи, и в глуши...
В глубине, под сверкающим конусом звезд,
Тёмный сон, и в холодном сиянии бездн
Холод льда, и чьи-то шаги,
И срывающиеся капли, которым негде упасть...
В тишине, между небом и сонной землёй,
Где кружащийся веер ветвей и стволов,
Жёлтый мир с опадающей мягко листвой,
Как бесшумные лапы накрапывающего дождя.
Осень, 1971
ГОД 1972-й
Пёстро-красная толпа серых людей.
Мир расколот надвое между "старым" и "новым".
Дождь, который не идёт, но должен идти
По сводкам информбюро погоды.
Город разрывается на две части,
Запахи встречаются в воздухе и не могут слиться.
Люди одни, и их не терзают страсти
(которые были бы ещё чем-то (кроме людей),
Но так не должно случиться).
Осыпающиеся стены домов, фонари
И убеждение, подсказанное свыше,
Что крушение мира внутри
Есть крушение мира снаружи.
Я вспоминаю тридцать девятый год,
Хотя я родился в пятидесятых.
Тогда тоже боролся народ
И "правофланговые" за победу пролетариата.
Никто не верил, что будет война.
И было подписано Потсдамское соглашение,
Но мир был расколот и выпит до дна,
и началось многомиллионное отступление.
Теперь, правда, нет фашистской диктатуры, -
Но у нас диктатура пролетариата,
и значок ГТО с комплексом физкультуры
легко заменит слесаря на солдата.
Товарищ Иосиф ушёл в небытие,
Но в бытие и в спасении рабства
Товарищ Иосиф II в белом мундире
Встречает семидесятый год как год воскрешения из мёртвых.
И открытые створки больничных казарм,
Как открытые створки преисподней,
Напоминают о деяниях тридцатьдевятых
Громадных империй великонародных.
И серый орёл атрибутов России
Заменен на серый цемент построек из камня:
Как распятый Иисус заменен на Ярило -
Бога цвета пролетарского знамени.
Улицы, залитые светом неона,
Сумерки, ореолом кружащиеся над светом,
Ремонтирующиеся магазины, как взятые крепости,
знамена
Которых отданы на растерзание.
Везде, где память проходит - там есть
Следы разрушения ради неизвестного..
И голуби несут не благую весть,
А бомбы грязи - .
Руки. Погосты будущих мертвецов.
Куда ни ступишь - повсюду напоминает.
Лишь тени остались жен, матерей и отцов,
Лишь запахи тают, все еще сопротивляясь.
Круговороты миров. И руины навзрыд.
Сальная дымка город застила.
Плечи атлантов и кариатид.
Сокрушила дикая сила.
Снаружи своих ожидаемых пятен
Сияют дыры пробитой вселенной.
И мир, что ни мне, ни другим не понятен.
До прежних пределов. До новых нетленных.
Весна - осень, 1972.
* * *
Как чёрный череп, Пустота
Висела дном огромной чаши,
И на коленях Высота
Просила милости у павших.
Измятый свет горел светло,
Закованный под тихий шёпот,
И через тёмное стекло
Платила Дань испуг и ропот.
Густую шаль вертел Озноб,
И искры падали, как блики.
Стоял у двери красный гроб,
И семь свечей горели тихо.
Со стульев мягких кружева
Спускались молча,
И утопала голова
В подушках плотных.
В проёме двери тёмный фон
Стеклом зеркальным отражался,
И роковой хрустальный звон
Хрустальным эхом отзывался.
Кровавым золотом парча
Блестела в сумеречном свете,
И бледно-жёлтая свеча
Горела светом семисвечным.
Печальным призвуком часов
Шаги звучали,
И под дублонами ковров
Полы стонали.
Дождь падал медленно, и крыша
Роняла слёзы
Шум капель поднимался выше,
К ветвям берёзы.
Шум листьев становился громче,
И в лунном свете
Стоял у двери черный гроб
И гасли свечи.
Лето,1971 г.
ЖЕМЧУЖЕНА
У второгодника Ивана,
стукаришки и подлюгана,
не быть Жемчужине "иной",
а быть ей Жемчуга женой.
По принуждению ошибки
она склоняет стан свой гибкий
перед проклятым Жемчу-гом,
как под тяжёлым утюгом.
Так, раз в начале было Слово,
из-за ошибки ивановой
и я как будто предназначен
судьбе трагичной - не иначе.
Потомок отпрыска Нафтали,
я из холодной серой дали
свой код влачу предназначенья,
как некто - банку без варенья.
Но если даже бюрократа
ошибка больше, чем гора -
надежды нет и нет возврата
тому, что стало в Тех мирах...
И, если код ошибки высшей
записан на мою судьбу -
я никуда не убегу:
всегда беглец, повсюду лишний...
Весна, 1972 - Осень, 1989.
* * *
Сон, как день, и нарушена свежесть весны,
В светлых проблесках серые строки часов.
И в опущенных веках невинность вменённой вины,
И в опущенных шторах молчанье не сказанных слов.
Шёпот стен. И в несвязанных звуках теней,
Как в нарушенной связи миров,
Вечный Призрак в оковах реальных цепей,
Умирающий в чаше весов.
Смена дней. И под хохот их грузных часов -
Повторяющийся вопрос,
Нерешённый судьбой и отверженный миром оков,
Неизменный, как цоканье слёз.
Суть добра. И в безмолвном сплетении грёз
Новый мир. И печать простоты.
Сон - нелепо-беззвучен, медлительно-прост
В обиваньи порогов мечты.
Время толщей страшит; за порогом весны
Одномерная плоскость доски.
Повороты судьбы и круги не видны
Из-под той - против света - руки...
Робкий взгляд. Из-под мягкость скрывающих век
Так кольнёт простота.
И радирует сердцу покой.
И струят в глубину души медленные рек
От всесильной кристальности той.
Весна, 1972.
КАРУСЕЛЬ
Взойди во прах! Пред сапогом
Весь мир кружится бледным диском.
Ты мой в мечтах, и я в твоём,
И вместе мы играем риском.
С железной цепью в вышине
И чёрной бездной под ногами -
Я мчусь, и всё навстречу мне
Летит гигантскими шагами.
В движеньи вечности залог,
Движенье - детище Вселенной.
Я отрешенье превозмог
И взвился ввысь над мглой презренной.
Взойди во прах. Несётся вдаль
Земля под кожаной перчаткой,
Рука сжимает крепко сталь
И вверх несётся над площадкой.
Так ближе стань. Ты мчишь кругом.
Я над тобой вознёсся выше.
Изнемогай под сапогом
И думай, что живёшь на крыше.
Весна,1971.
ОТСТУПЛЕНИЕ
Книга стихов
1973-1974
ОГЛАВЛЕНИЕ:
2. Наполеон! Повелевай мной...
3. Бросается вечно ненужная поступь...
4. Я сегодня хотел поиграть на скрипке...
6. Над холмом возвышались столбы, как спички...
7. Духами пахнет. Сосны вперемежку...
8. ИСТИНА
9. Секс мёртв, как дерево. Блеском кружева...
10. ПАРК ОБМАНА
11. Молчи. Тишина тебе песню споёт...
12. Когда встаёт рассвет...
13. Мне кажется: весна в свои права...
14. Плеск стихий. Чёрное на белом...
ГОРОДА:
15. В этом городе тени такие другие...
16. После сумрака ночи и рёва мотора...
17. За поворотом глаз с прожилками белков...
Стихи "кризисных лет"
Юношеские стихи
* * *
Наполеон! Повелевай мной.
Я вновь Бетховена почту;
И на Валгалле современной
Я Ницше, Фридриха, прочту.
Лети опять, мой белый лебедь,
К своим далёким островам,
В Грааль высокий, словно небо,
К прекрасным солнечным лугам.
Не боги делают паперти
И не политики живут:
За власть остаться после смерти
Друг друга смертные грызут.
И нам останется Бетховен,
И Ницше, и Наполеон,
И этот, ужасом наполнен,
Над сном безвестных тихий звон.
12 Марта, 1974.
* * *
Бросается вечно ненужная поступь.
Проклятие грязному, свинскому миру!
И от пустого, безликого страха
Бросается ваза с кухонного шкафа,
Как я бросаюсь вниз головой через форточку.
24 января 1974. Могилёв.
* * *
Я хотел сегодня поиграть на скрипке,
Гриф которой виднелся из футляра
Обещанием прекрасных мелодий.
Я протянул к ней руку, чтобы наполнить
Душу и пространство звучанием сильным.
Но оказалось, что пыл мой излишен
И что не выразить мне вдохновенья:
Струны, повиснув, мне говорили,
Что бесполезно умрут эти звуки.
Я, предаваясь влеченью иллюзий,
Странствовал в землях, которых не видел
И не тревожил своим посещеньем.
Я, повинуясь влеченью сердца,
Край созерцал, прежде мне неизвестный,
Но, несмотря на приметы различий,
В нём находил я знакомое с детства.
Путь, извиваясь, тянулся за солнцем.
Я догонял его ровную поступь.
И, утомившись от сотен желаний,
Снова протягивал руку за скрипкой.
16 января, 1974.
* * *
Над холмом возвышались столбы, как спички.
Белый снег - словно белое чрево Вселенной;
День был пуст; лишь предубежденья привычки
Вещи строили там, где вещей этих не было вовсе.
Пламени ярко-красные всплески взвивались -
Это бочки горели, смолой покрытые где-то,
И смола стекала, словно слёзы
Или кровь, вытекающая из раны.
Витые стволы красноватых сосен,
Как жилистые тела канатов,
Стояли ровно и непонятно склонялись,
Когда ветер раскручивал их вершины.
Слёзы капали сами. И воспоминанья о времени,
В котором я никогда не жил и не был,
Наполняли сердце тёплой болью,
Как воспоминанья о том, кто уже не возвратится к жизни.
Медленно передвигались звенья
Цепи заблуждений и ошибок,
Цепи просто существования в пространстве
И безмолвного дления чьих-то жизней.
22 января, 1974.
* * *
Духами пахнет. Сосны вперемежку
С берёзами мелькают за окном.
Мир белый весь. И белы перелески.
И белый снег покоится на всём.
В снегу пушистом ветки утопают.
Седые линии проявлены чуть-чуть,
И Мир бегущий сонно догоняет
Полувидений розовая муть.
Дороги цвет перед окном мелькает,
Над чистым воздухом вибрирует туман,
И перед взором ровно пробегает
Черты немой безбрежный океан.
Промытый таяньем, лёд светится как будто.
И свет исходит от земли и пней.
И снег немой слетает поминутно
С кривых осин, с их плачущих ветвей.
2 февраля,1974.Могилёв-Бобруйск.
ИСТИНА
Полосы, глубина, в которой нет покоя больше.
Что сказать, когда ничего не сделаешь
Из ничего не вытекающей сути?
Ах, что за желание в этом было!
Всё равно, и чёрная пропасть вздыхает,
И хочется ударить кого-то щёткой,
Чтобы он не мешал мне писать вот это.
Подъезд открывает свою пасть, как глотку,
В которой тонут и звуки, и люди, и мысли.
А я был в подъезде в эту минуту
И вышел с другой стороны Вселенной.
Крик безмолвия слышал ли кто когда-то?
А блеск бессвечения видел ли кто из смертных?
Песни мёртвых когда-нибудь мог расслышать?
А я не хочу жить в бестелесности мыслей,
Я хочу, чтобы мысли ответили на пытки,
В которых тонет добро, как в подъезде люди!
"Дивитесь" же на страдания несчастных;
Они ничего не скажут вашим безмозглым рылам.
Стройте же фундаменты на болоте,
Думая, что в том заключается смысл жизни.
А мне остаётся записывать свои мысли,
В которых вы не нуждаетесь и не нуждались,
Чтобы потом эти мысли превратились в пафос,
Растлевающий и убивающий ваше сознание.
22 января 1974.
* * *
Секс мёртв как дерево.
Всплеском кружева
Слетают тенью звёзд неповторимых...
Блестит эмаль; гнилая подошва
В улыбке скалит ряд зубов незримых.
Мысль ставит часть.
В бокалах свет искрится.
Питает бешенством тупая масса взгляд.
Секс мёртв как дерево, но, что не повторится,
Скрывает мертвенность, губами шевеля.
Прямые волосы блестят под абажуром;
Их жёлтый цвет мне ненавистен стал,
Улыбка скалится бесстрастно-ярким шнуром,
И рот кривой зияет как провал.
Бокал трясётся, разливая влагу,
В искристых брызгах тысячи огней.
И заливает чистую бумагу
Над чашей наклонившийся Орфей.
Хохочут струны. Диким воплем сладость
Влетает в створки приоткрытых ширм,
И гаснут краски, опрокинув радость,
И гаснут брызги за наклейкой вин.
24 января, 1974. Могилёв.
ПАРК ОБМАНА
Фонтан ответа брызнул вверх;
Аллеи слов толпа заполнит.
Стоят шаги среди помех
Пустынь-дорожек, взглядов-молний.
Трепещет рыбий, в чешуе,
Огромный хвост. И о н из гипса.
На постаментах и в каре
Немеет вырожденье Сфинкса.
Весь парк обмана - тронный зал
В своём огроме постоянства;
Вокруг скамеек толп овал:
До цветников, их грез акаций.
И тени лиц дрожат вокруг,
Как одуванчики на стебле,
Роняя семенной испуг
В сердца других, кто ими не был.
Сентябрь,1973 - Октябрь, 1975.
* * *
Молчи.
Тишина тебе песню споёт.
Вместо слов в этой песне одна тишина, тишина...
Иди. Пусть покоя тебе не даёт
Эта белая снегом страна.
Развяжи
узелок и достань из него
Всё, что надо тебе, чтобы плоть поддержать.
Внемли
голосу рощ, но не знай одного:
Лишь того, что могло б задержать.
Слушай
звёзды и тот металлический звон,
Что серебряный свет иногда издаёт.
Руки вытяни. Ты увидишь, как он,
Заструившись, сквозь пальцы твои
уплывёт, утечёт.
Пальцы сжав, я открытой ладонью коснусь
Губ твоих -
чтобы слово не вырвалось вдруг.
И, прочтя по губам, в тишину унесусь,
Словно ветер, свистящий вокруг.
На просторах земли, под сиянием звёзд,
Дай обет совершенства, свободы обет.
Встань.
И всё, что укутал мороз,
Обойди, хоть за тысячу лет.
Помни: всё, что лежит пред тобой -
Жизнь твоя, и уж если захочешь отдать -
Сразу всё, чтобы тело с душой
Не томилось, не ныло опять...
Ноябрь, 1973.
* * *
Плеск стихий. Чёрное на белом.
Белое на чёрном. Воскресенье.
Лица гаснут в ореоле спелом.
Звуки гаснут в уличном сплетенье.
Запах снега мягко режет воздух;
Тени расползаются небрежно.
Грань фасадов обозначить можно
По провалам окон безмятежным.
Снег идёт и незаметно тает,
Странно опускаясь у земли,
И вода бегущая смывает
Те следы, что зимы провели.
Темнота, пришедшая за светом,
Глухо шепчет что-то сквозь туман,
И воскреснет в ореоле этом
Прошлое и счастье, и обман.
27 января, 1974.
ГОРОДА
цикл, составленный из модифицированных
черновых стихотворений
* * *
В этом городе тени такие другие,
И на лицах горит отражение чьих-то побед.
И в глазах - светлой мутью придонной
иная стихия,
Пригласившая нас на обед.
Как здесь люди живут? И о чём говорят на рассвете,
И молчат - о запретном? о злом?
Незаметны в песке, семенят полустёртые дети:
Оттиск блеклой монеты в ленивом нутре городском.
Городок этот спит, полуспит, просыпаясь
На скрещенье путей, между Питером став и Москвой,
И на шпалах сомнения тают,
Оформляясь в ответ: "никакой".
Нет в нём гродненских чисто-прохладных вокзалов,
Светлых новых дорог и больших придорожных кафе,
И заботят людей и в огромном и в малом,
Только мысли о смерти своей.
На балконах, в заросших канавах,
И в бурьяне больших пустырей
Прозябание сыпит отраву
В молибден бесконечных ночей.
Почему их не тянет к вокзалу
На двенадцать железных путей?
Но кому-то из них не хватало б
Малой родины этой своей...
Март, 1974. Жлобин
Модифицированное в 1988 году черновое стихотворение
* * *
После сумрака ночи и рёва мотора,
После свежей ночной темноты
В нас огнями врывается город
На пороге безумной мечты.
Он на грани недоразуменья:
Ослепил, захватил, охватил,
И кварталы в огнях, и ступени
Площадей, и красивость перил.
Кинотеатр огромный и важный -
Чтоб сравнить впечатления, - но
Я отдал предпочтение всё же
Виду города, а не кино.
Эти толпы на мощных ступенях
Зданий светлых, пространства охват
Мне напомнили белые тени
Городов, что за ночью лежат.
Городов, что лежат за пределом,
За барьером ночной красоты.
И вокруг метрополий зардело
Спотыкаются света цветы.
Март, 1974. Слуцк.
Модифицированное в 1988 году черновое стихотворение
* * *
За поворотом глаз с прожилками белков
Не синева глазная, а кусочек
Чужого неба из чужой страны.
Но взгляд прямой открыто отражает
Испуг и местной флоры отпечаток.
Повязанные у спины узлом,
Льняные волосы хранят нездешний запах,
Высокий, как литовские холмы
Вдоль брошенной дороги Вильнюс-Каунас,
И здесь как бы сияют у окна.
Загадка нерешённая сквозит:
"Доеду ли на Жлобин электричкой?"
Вопрос застрял в гортани будто кость:
Не выплюнуть - не проглотить. В дороге
Не проясняется - зачем и почему.
Не делится! И помощь невозможна.
Моё участие свелось к лишь к объясненьям
На тему географии дорог
И расписания последних электричек,
Как будто час - спасательный жилет.
На станции, большой и узловой
Выходим за водой и пирожками.
Моя стихия окружает нас,
Которая опять её пугает.
И жилки синие краснеют на лице.
Мой город настигает нас внезапно,
На дав опомниться, ворвавшись в окна видом
Домов, садов, огней, разреза улиц.
Я выхожу, про адрес и не вспомнив,
Как вытолкнутый поезда рукой.
И там, в окне, прижавшееся плотно
К стеклу и очень бледное, как маска,
Её лицо проходит-проплывает,
Чтоб в жизни больше так и не возникнуть
И отлетев как будто в никуда...
Апрель, 1974. Минск - Осиповичи - Бобруйск.
Модифицированное в 1988 году черновое стихотворение
* * *
СТИХИ 1973-1974 г.г.
ДОЖДЬ. КОНТУРЫ
1973 - 1974
Книга стихов (фрагмент)
ОГЛАВЛЕНИЕ:
1. Весь день прошёл в сплошном угаре...
4. КОНТУРЫ
* * *
Весь день прошёл в сплошном угаре;
Всё утонуло в странной дымке лиц.
Мы бегали, и снова на гитаре
Мы повторяли: ритм, соло, ритм.
Блестел металл на лестничных дорожках,
Всё лица, лица, лица, лица вниз;
Вульгарный лак на матовых обложках
Был чисто-новым, гладким, словно бриз.
А дальше лестницы над входом поднимались,
Нам разрешалось всюду там ходить.
И в джинсах девушки там переодевались,
Не закрывая дверь с табличкой "Не входить".
Ударник бил, склонясь над барабаном,
Мы вторили ему, начав игру,
И безголовым, мутным океаном
Толпа переливалась по ковру.
Мы выходили, ртом хватая воздух,
И надышаться не могли луной,
И я, склонясь над низким микрофоном,
Рассказывал о бренности мирской.
Шагами лёгкими бежали по паркету;
В подъезде лица, тускло-яркий свет;
И губы повторяли незаметно:
"Всё суета, всё суета сует".
Февраль, 1974.
КОНТУРЫ
За пеленой прозрачного дождя,
За белой дымкой влажного тумана
Мерцают блекло контуры обмана
И грёз, не достижимых никогда.
Они помещены туда не мной,
Не жаждой исполнения надежды,
Но прежде нас и наших предков прежде -
Создателя ошибкой роковой.
В несовмещеньи грёз - и бытия,
В несовпаденьи времени - и места -
Уходит в даль невидимое "я",
Гибрид тупой схоластики и теста.
И - чтобы не сойти совсем с ума, -
Не сброситься с верхушки энной башни,
Мы ткать воображенью кружева
Приказываем в точках взглядов наших.
... Лишь кажется, что город жив и нем
Не смертностью, а тишиной дождливой.
На самом деле он мертвее гемм,
Их выпуклости, вжатой в перспективы.
Лишь кажется, что где-то за дождём
Есть мудрость и наполненность, и жизни
Другой, святой, незлая укоризна:
Нет ничего! Нет ничего во всём!
Лишь кажется, что есть гранит Начал,
История, Основа и Великость:
Лишь контуры обмана - Бог-Двуликость, -
Лишь тени за пределами дождя.
Свои направив нити из небес, -
Искусственно связал с отекшим небом
Дождь наши будни, низкие, как невод:
Не приближая ни с собой, ни без.
И в тишине, и вопреки шагам,
Ничто не сокращает расстоянья:
Как горизонта линия - изгнанья,
Как слово "расстоянье" по слогам...
Февраль, 1974.
================ ======== =======
======== + +
+ =============
===== ============== ============